Люди
Впечатления от перформанса «Зона комфорта»
История анонимного зрителя.
Впечатления анонимного Предосудительного Зрителя от перформанса екатеринбургской художницы Марии Азёрной «Зона комфорта».
Предосудительный Зритель: «Действо началось со случайного выбора участников. Зритель не знал, что его ждёт, но подозрение таилось и рисовало интригующую картину. Оставалось только ждать, когда запустят, и высматривать друг у друга порядковые номера, присвоенные организаторами в случайном порядке, и разглядывать соучастников, с которыми необходимо было разделить этот опыт.
А делить было что. В небольшом помещении, во мраке, стояла клетка от пола до потолка наподобие птичьей, разглядеть которую помогал отсвет видео-арта. О нём подробнее чуть позже. Прутья её были сплетены таким образом, что залезть внутрь можно было лишь с известной долей дискомфорта. Добавляло напряжения и то, что вокруг стояли стулья и лавочки, и каждый понял, что частью этого манежа ему быть в двух ипостасях — снаружи и внутри.
Разглядывая клетку под ритмично сменяющие друг друга кадры проектора, можно было заметить вход в неё. На полу под прутьями был зажат картон, на нём распластались листы бумаги, разная печатная периодика и открытки, разбросанные инструменты для рисования и предметы обихода: от бинта до колоды карт.
Вокруг, заполняя всё оставшееся пространство, двигался ОН. Облачённый в чёрный кожаный плащ, выстукивая по руке каждый свой шаг чёрной дубинкой, твёрдой, как его взгляд, бродил Человек в Чёрном (Ч). Ходил и молчал. Насмешливый взгляд я оставил у порога, откуда он меня и турнул в самом начале. Взгляд скользит, цепляясь, от зрителей до клетки, на Ч и повсюду.
По пространству ярким пятном от одного зрителя к другому передвигался Человек в Белом (Б). Он был нем, но приветлив и порой даже улыбался. Взаимодействовал со зрителем напрямую: некоторые его трогали, другие даже гладили по голове. В руке Б держал фонарик и исследовал им нас на предмет порядкового номера.
Советскому интерьеру вокруг вторило музыкальное сопровождение: Felix Kubin — некая мультяшная экспериментальная электроника — или Thomas Brinkmann, который также ассоциативно связан с композицией пространства. Отдельное внимание — Михаилу Елизарову с темой упущенного космоса. Звучали аудио-отсылки на литературные произведения про клетку, среди них Кафка и Мамлеев. Дикий grindcore намекал про ужасы комфорта. Радикальные музыкальные направления, как правило, возникают в самых затхлых и скучных местах. Звучало несколько треков с высказываниями про искусство как таковое, как подзатыльник за излишнюю серьезность. Техно-треки, в свою очередь, вызывали ассоциации с Берлином, стеной и советским бытом.
«Номер один, в КЛЕТКУ!» — раздалась чёткая команда Ч.
Возле человека с первым порядковым в этот момент уже стоял Б, он как бы подсказывал, на кого сейчас следует обратить внимание. Соучастником, который сидел рядом со мной и был первым, оказался художник Саша РукаЧереп. Он улыбаясь в преддверии предстоящего встал и прошёл к клетке, под сопровождающий взгляд Ч.
Саша оглянулся, взял с пола два маркера и стал рисовать обеими руками на белых листах бумаги, таким образом заявив свои права на результат всего перформанса — все участники вдруг стали обременены опытом предыдущего. Рисовал он с самозабвением и лёгкостью. Некоторое время все наблюдали с интересом, пока не раздался визг. Несколько раз пронзительно всхлипнув, он подал сигнал об окончании сеанса не столько Саше, сколько для Ч.
И тогда все взгляды устремились к тому, в чьих руках была не только игрушка, которая издавала этот звук, но и судьба всего действия. Автор перформанса художница Мария Азёрная, как ей и полагается, сидела поодаль от основного места действия, в тени за проектором. Она хоть была не всегда зрима, но руководила всем и дёргала за ниточки. Один раз обратив на неё внимание, мне удалось заметить секундомер в её руке, и каждый следующий раз с замиранием в сердце приходилось поглядывать на неё и ждать окончания двух минут. Игрушка же имела свойство не только мерзко визжать, но и выглядела соответствующе: акуловидная рыба с выпученными глазищами. В руках Марии она превращалась в подобие Дамоклова меча, незримо нависавшего над каждым из нас, пока мы находились внутри клетки.
Пока Ч брал заключённого за шкирку, вытаскивая из клетки, а Б бродил среди сидящих в поисках следующего, было время подумать. Хоть клетка и представляется как символ замкнутого пространства для ограничения движения, в данном контексте она не удерживала нас, напротив, огораживая от внешнего мира, давая простор для самовыражения. Это можно было заметить у всех следующих участников, которые шли внутрь с охотой, а выбирались с нежеланием, ведь время в ЗК было ограниченно двумя минутами, и многие не успевали воплотить задуманное.
«Номер два, в КЛЕТКУ!» — снова провозгласил Ч. Из зала встала фигура девушки, направилась к центру помещения. «Номер три, в КЛЕТКУ! Номер четыре! Номер пять, в КЛЕТКУ!» — беспристрастный голос Ч выдёргивал людей один за одним, Б рыскал по темноте с фонариком, а автор перформанса истеричным визгом игрушки провозглашала: «Следующий. Следующий. Следующий».
За одними было интересно наблюдать, за другими не очень. Иногда они садились в центре клетки, глубоко вдыхали, силились что-то придумать, чего не было до этого, наигранно и бездарно проводили отведённые им минуты — видимо такова их ЗК. В такие моменты взгляд от участников ускользал на стену, куда транслировался видео-арт, который пересекал всё пространство перформанса, бросая лучи на пол, клетку, людей.
Визуальное оформление перформанса состоит из двух дополняющих друг друга проекций. Проекция на полу транслирует медиапоток, который многие сочтут неприятным, некомфортным. Насилие, катастрофы, жуткие образы, разделенные помехами переключения телевизионных каналов, текут под ногами участника. Текстовые вставки гласят «уходи», «тебе тут не рады», «ты ничего не можешь».
Второе видео проецируется на стену за участником и несёт доброту и поддержку: виды природы на фоне надписей «всё будет хорошо», «у тебя всё получится» и «не смотри вниз». Но при всей своей доброжелательности и указаниям не смотреть вниз, эта проекция бьёт светом участнику в глаза, вызывая ещё больший дискомфорт и заставляя его опускать взгляд.
Было волнительно ожидать своей очереди, это читалось в глазах многих, а мне довелось ждать больше других, мой номер был почти в конце. Хотелось бы озвучить несколько выдающихся из общего ряда участников.
Один из участников, заходя в клетку, споткнулся, свалился тюком на рисунки и замер. Несколько долгих секунд он не двигался, а для кого-то таким и остался, но взгляду с моей стороны было открыто, как он утайкой тянет руку к журнальным листам, и начинает их сминать, рьяно и жадно, после чего начинает засовывать их себе в рот. И снова тянется рука, хапает периодику и тащит в рот, уже запихивая, но всё ещё пережёвывая. В один момент музыка на фоне начинает аккомпанировать его действиям. Из колонок раздаётся: «Пожрал, поспал, поссал, посрал, пожрал, поспал, поссал, посрал, пожрал и т.д.» как мантра от «POEXXXALI feat. Letunov FM — У моего кота». После оглашения окончания сеанса он высовывает комок мокрой жёванной бумаги и кладёт его на рисунки, рядом со всем остальным.
Девушка. Перед входом в клетку аккуратно снимает обувь и маску, встаёт в середину комнаты, закрывает глаза, глубоко вдыхает несколько раз, открывает рот и начинает кричать. Не со всей силы, явно разминаясь, вполголоса, но звонко и чётко. Второй крик был более уверенный, и всё же без надрыва. Дальше, по нарастающей, крик заполняет всё пространство клетки и выбирается наружу, вытесняя даже громкую музыку. Перерывы между криками становятся больше, но сам ор стал громогласным и местами истеричным. Меня ошарашило, так как я кричать не умею, а тут так самозабвенно, что моё дыхание сбилось, сердце начало бешено колотиться. Не хотелось дышать совсем, чтобы не забирать у неё воздух для крика.
По оставленным вещам на входе можно решить, что она не хотела впускать «грязь» в свою ЗК, тогда её крик — это попытка выйти из неё. Хоть она и потакает комфорту, он её сдавливает, и она силится выбраться наружу. Но две минуты проходят, и Марии А. пришлось усиленно давать сигнал, подойдя к клетке вплотную.
Сидящие рядом со мной соучастники перешёптываются. Они оба были внутри, мне ещё предстояло. Одна из них просит меня снять с куска бумаги, который она повесила на клетку, оторвать приклеенную кем-то открытку, чтобы та снова оставляла на стене тень в виде луны. Я соглашаюсь, и вместе с тем у меня появляется выбор, участвовать в этом диалоге или проигнорировать его. А ведь действительно, многие участники заходили в свою ЗК, совершая только им понятные действия, следуя внутренним мотивам, и только некоторые вчитывались в оставленные предшественниками надписи и что-то отвечали. Один парень сделал из картона ракету, которая должна была полететь на эту самую луну, но не смог закрепить её на клетке, время кончилось, и Ч вытащил его оттуда. Из-за ограничения времени или замкнутости на себе, диалога между участниками было мало, как в клетке, так и за пределами.
В клетку входит очередной участник, ничем особо не примечательный. Встаёт на колени, его лицо освещает проектор, и становится видно — по его губам и подбородку из обеих ноздрей идёт кровь. Не пошла вдруг, а уже течёт. Кто-то из зрителей охнул, одной девушке стало плохо от вида крови, её тошнило. Он достаёт ножницы, берёт себя за волосы, и состригает клок — раз, и ещё один, и ещё. Публика раздаётся овациями, кто-то что-то выкрикивает, другие начинают снимать.
Он продолжает стричь волосы, а из носа всё течёт кровь на штаны, на бумагу, оставляя следы. Всё говорит о внутреннем дискомфорте. Размазывая кровь по лицу, он начинает с ещё большим остервенением состригать волосы, но раздаётся сигнал. Он вытирает нос ещё раз, встаёт и уходит.
Один из показательных примеров был в конце. Вошедшая в клетку девушка держит пергамент в руке. С лукавой улыбкой на устах начинает его разрывать, нарочито небрежными движениями отбрасывая куски в сторону. Освобождая три алых розы, некоторое время держит их в руке, чтобы все заметили, отрывает бутоны и одним движением веером разбрасывает вокруг себя лепестки, которые оседают в клетке и вокруг. Из зала послышались ахи восхищения. Дальше она достаёт бутылку с водой, окропляет свою голову, достаточно, чтобы это не принесло дискомфорт ей или окружающим, и выбрасывает её таким же фальшивым движением. После чего она делает поклон, и всё говорит о театрализованности представления, наигранности и неискренности. Видимо, такова её ЗК.
Направившись к выходу, она наталкивается на Ч, который не собирается её выпускать, преградив путь дубинкой и телом, ведь впереди ещё минута. Арсенал приёмов оказался пуст, все козыри выброшены, ей ничего не осталось, кроме как скрестить руки и встать в позу.
Размытая граница между ролями Ч и Б стала заметна именно в тот момент, когда Б, улучив момент, подсказал заключённой выбраться из клетки под прутьями. Увидев это, Ч идёт на опережение и заводит девушку обратно. Если до этого момента можно было смело утверждать, что Б представляет собой те факторы среды, которые потакают нам и загоняют в ЗК, а Ч, в свою очередь, символизирует аспекты, которые нас из ЗК выдёргивают, то после этого давать категоричную оценку о положительном и отрицательном становится невозможным.
После окончания всех сеансов и перформанса в целом музыка замолкла, люди стали выходить, и один из зрителей воскликнул: «Х***Я!»
О художественной ценности, выводах и результатах перформанса судить вам».
